К вопросу хозяйственного развития Урала в начале XX века

УДК 332.1. (470.5)”1900/1929” К ВОПРОСУ ХОЗЯЙСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ УРАЛА В НАЧАЛЕ XX ВЕКА

Н.М. Щербин. Институт истории СО РАН

Economic development of Ural at the beginning of XX century N.M. Tscherbin. Institute of History SB RAS

Цифры страниц записаны в квадратных скобках [.] перед текстом каждой страницы.

[1]

The article is devoted to analysis of consequences of the Ural economic control mechanism. New methodological approaches give us a possibility to observe the moving forces and trends of historical development in the period before and after the October revolution and in the period before and after the Russian Civil war. The cause-and-effect relations of the disastrous effects on Ural industry have been demonstrated.

В статье представлены результаты исследования управленческих механизмов хозяйственного развития Урала. Новый методологический подход дает возможность раскрыть динамику их исторического развития при царском правительстве, после октябрьской революции, в период господства оппозиционных сил советской власти и после Гражданской войны. Раскрываются причинно-следственные связи катастрофической ситуации, сложившейся в промышленности Урала.

Модернизация промышленности Урала в тот период имела косметический характер из-за очень малых новых капиталовложений в период создания акционерных компаний и сохранения полнокровного вотчинного хозяйства, которое не имело ничего общего с классическим капитализмом.

Вместо того, чтобы в первую очередь разрешить эту противоречивость, изыскать средства для изменения организации топливно-рудного хозяйства и рабочей силы, являющимися на тот момент основными причинами низкого уровня производства, акционерные компании встали на экстенсивный путь увеличения выпуска продукции за счёт усиленной эксплуатации топливных и сырьевых ресурсов, ничего не сделав при этом для использования и других видов топлива, кроме дров, основным средством доставки которых был гужевой транспорт. Однако ограниченный доступ к [2]древесному топливу, трудности его транспортировки традиционным видом транспорта привёл к сдерживанию производства промышленной продукции. И особенно это проявилось в самом начале Первой мировой войны, когда в 1914 году из уральских горных округов было призвано на фронт 43,7% вспомогательных рабочих, занятых на лесозаготовительных и транспортных работах. В 1915–1916 годах, по причине нехватки топлива и сырья, из 158 доменных печей были остановлены 22, и 11 печей работали с не полной нагрузкой. В январе 1917 года из 112 доменных печей стояли уже 55, а с недогрузкой работали 20 [1. С.221–223].

Имея такие данные, очень трудно согласиться с выводами отдельных авторов по вопросам развития уральской промышленности в начале XX века, заключающиеся в том, что накануне и во время первой мировой войны, в динамике развития Урала имелись как положительные, так и отрицательные черты. Если согласиться с их усреднённой позицией, то тогда как быть с тем, что, несмотря на то, что всё же со стороны организаторов промышленного производства предпринимались попытки повышения эффективности его работы, но производство резко снижало темпы. Значит, что-то являлось существенным тормозом из всего того, чем они пользовались. Очевидно, ими в тот момент не учитывалось главное – изменение вотчинного хозяйства в ракурсе капиталистических отношений и недостаточное финансирование производственного процесса.

За годы революции и гражданской войны (1917-1922 годы) промышленность Урала ещё больше разрушилась. Её валовая продукция составляла всего 15% от объёма 1913 года. Наиболее стремительно падало производство железа и стали, сократившись с 1913 по 1919 год более, чем в 10 раз, в том числе за весь 1919 год – в два раза по сравнению с предыдущим годом. Резкий спад наблюдался и в выплавке чугуна – основе уральского горнозаводского производства: в 1919 году на Урале выплавлялось 14% довоенного чугуна, в 1920–1921 гг. – всего 8% от уровня 1913 года. В 8-20 раз сократилась производство мартеновского металла, проката, кровельного [3]железа, добыча железной руды, прекратилась выплавка меди. Грузооборот Пермской железной дороги уменьшался – с 289 млн. пудов в 1913 году до 92 млн. пудов в 1921 [2. С. 111–125].

Большевики, пришедшие к власти после Октябрьской революции, предпринимали попытки исправить положение в промышленности в лучшую сторону. Но эффективность этих усилий была очень низка. Во-первых, хозяйственной дезорганизации, господствовавшей на тот момент повсеместно на Урале, способствовали сами же рабочие. Получив свободу, они в первые же месяцы после революции занялись захватом заводских земель и порубкой лесов, отменяя юридические нормы пользования ими и различными промыслами. Возможно, они поступали так потому, что революция не принесла желаемого облегчения, так как большевики в большей степени проводили в жизнь сиюминутные решения, зачастую необоснованные ничем, а поэтому походившие в большей степени на хозяйственные эксперименты. Во-вторых, продовольственные трудности и невыплаты обесцененной зарплаты усиливали недовольство рабочих, что привело летом – осенью 1918 года к открытым выступлениям на Кусинском, Кушвинском, Невьянском, Рудянском, Саткинском, Шайтанском, Юговском заводах и свержению в августе 1918 года советской власти в Ижевске и Воткинске.

Гражданская война создала дополнительное напряжение для ослабленной уральской промышленности в виде разрыва экономических связей между территориями, дальнейшего разрушения транспорта и финансового кризиса. На эти проблемы тяжким грузом накладывались, с одной стороны, хронические болезни промышленности Урала, с другой, – труднопреодолимые последствия многомесячного большевистского господства. Так, объём производства чугуна, стали, меди, добычи угля за 1918 год упал, по сравнению с неблагоприятным 1917 годом, в два-три раза. Более того, отказ от поддержки дефицитных предприятий при введении заниженных фиксированных расценок на промышленную продукцию и ураганном развитии инфляции реально означал закрытие предприятий и рост безработицы. Только за время [4]существования ВОПУ и Уральского промышленного комитета было закрыто 125 предприятий. Всего за период, с середины 1918 до середины 1919 года, численность рабочих на уральских заводах снизилась на 40%, а их количество на металлургических предприятиях в среднем сократилось с 1074 до 395 человек. В результате к 15 сентября 1919 года на металлургических заводах и рудниках трудилось около 90 тыс. рабочих – вдвое меньше, чем в 1916 году[3. С.76].

В июне 1919 года, незадолго до возвращения большевиков, в сообщении управляющего Пермской губернии министру внутренних дел о ненормальных условиях существования уральских заводов из-за отсутствия топлива, сырья и расстройства транспорта, отмечалось, что действовал на тот момент лишь каждый пятый завод, количество неисправных паровозов составляло 75%, производство железа и стали не превышало 9% от предвоенного уровня, чугуна – 14%. Наиболее ощутимым для населения было свёртывание производства товаров массового потребления. По данным съезда представителей уральской промышленности в мае 1919 года, производство спичек по сравнению с довоенными объёмами сократилось вдвое, а бумаги, масла и мыла – вчетверо [4. С.60]. В результате гражданской войны на Урале было разрушено 70% предприятий, потери уральской промышленности, по неполным данным, оцениваются в 539 млн. золотых рублей [5. T.I. C. 361].

Таким образом, и антисоветский режим не справился с тенденцией снижения объёмов производства на Урале. Картина хозяйственной жизни там оставалась безрадостной.

Восстановление советской власти летом 1919 года не остановило падения промышленного производства на Урале. В конце 1919 года там работало 14 доменных и 16 мартеновских печей, 49 прокатных станов, или треть действовавших в июле 1918 года, а через год в регионе функционировали лишь две домны и шесть станов. Что касается мартеновских печей, тои они были полностью остановлены [6. С. 358].

[5]

Немалую роль в падении уровня промышленного производства играл развал транспорта. Следствием этого была его архаизация, среди которых гужевой транспорт вышел на одно из первых мест. Но разившийся кризис в сельского хозяйстве вызвал нехватку лошадей, что крайне ограничило использование конной тяги при заготовке и подвозе топлива. В результате, зимой 1919 – 1920 годов была заготовлена приблизительно третья часть необходимого топлива. В 1920 году, когда потребности промышленности и лесозаготовок в фураже были удовлетворены на треть, уральская металлургия получила всего половину нужного количества дров и древесного угля.

Оказавшись в критической обстановке, большевики привлекли на помощь по решению хозяйственных вопросов Красную Армию. Так, на основании постановления Совета рабоче-крестьянской обороны от 15 января 1920 года на базе 3-й армии Восточного фронта была сформирована 1-я Революционная трудовая армия труда [7. Т. 7. С. 96-99]., которая заготовила за январь- ноябрь 1920 года 143,8 тыс. куб. саженей дров – в то время основного топлива для промышленных предприятий и железнодорожного транспорта Урала [8. № 28-29. С. 19; .№ 6-7. С. 102].

Нарком по военным и морским делам и председатель РВСР Л.Д. Троцкий выступил инициатором превращения 1-й Революционной армии труда в областной хозяйственный центр Урала. 23 марта 1920 года в одной из своих статей он писал: «После двух-трех недель совместной работы мы, члены Совтрударма, убедились, что представляем собой не что иное как уральский областной хозяйственный центр. И все мы единодушно признали существование такого центра необходимым». Далее подчеркивалось, что создание аналогичных центров в других регионах позволило бы лучше координировать работу местных органов власти. Эта идея получила полное одобрение на IX съезде РКП(б) 29 марта — 5 апреля 1920 года [9. Т. 15. С. 336].

Однако трудовая армия не могла стать решающей силой восстановления хозяйственной жизни. В январе – сентябре 1920 года её части [6]заготовили лишь 15% необходимого топлива и 20% каменного угля. И поэтому преувеличивать экономическую эффективность трудовой армии нельзя. Она способна была лишь приостановить, но не преодолеть хозяйственный кризис, так как производительность труда военнослужащих, не обладающих соответствующей профессиональной квалификацией, была ниже, чем у гражданских рабочих. Однако, несмотря на то, что расходы, связанные с содержанием управленческого аппарата воинских частей увеличивали издержки производства, использование их в то же время в первую очередь компенсировало недостатки управления, свойственные системе военного коммунизма – бюрократизм, бесхозяйственность, уравниловку: обеспечивало возможность для постепенного перехода к мирным формам экономической жизни. Более того, с помощью трудовых частей можно было не только вести хозяйственное строительство, но и контролировать ситуацию в районах с пока еще не оформившейся гражданской властью, во многом заменяя эту власть.

Тем самым трудовая армия на Урале, сыграла позитивную роль, хотя и не решила всех поблеем. Да и не могла она в одночасье решить того, что накапливалось десятилетиями: и при царском правительстве, и после октябрьской революции, и в период господства на Урале оппозиционных сил советской власти, и после Гражданской войны. Её заслуга, по моему мнению, в том, что в ситуации, когда прежняя система управления уже не существовала, а новая еще не функционировала должным образом, она служила стабилизирующим фактором, поддерживая транспортную инфраструктуру (нефтепроводы, железные дороги), обеспечивая хотя бы на минимальном уровне деятельность предприятий, способствуя налаживанию работы гражданских учреждений, осуществляя культурно-просветительские, пропагандистские акции, гарантируя порядок и спокойствие для лояльного к новой власти населения, смогла всё же предотвратить возможное сползание региона к хаосу и экономическому коллапсу.

[7]

Большевики не прекращали поиска экономического инструмента управления, которым стала в 1921 году «новая экономическая политика».

В ходе новой реорганизации управления промышленностью вопросы общего экономического регулирования перешли от ВСНХ к Совету труда и обороны (СТО) и его местным органам. На Урале представительством СТО стало областное экономическое совещание (Уралэкосо).

Весной 1921 года началась демобилизация из 1-й Трудовой армии, которая окончательно была расформирована – вслед за её аналогами в других регионах – в начале 1922 года.

Трудовые мобилизации, милитаризация труда осенью 1921 года были упразднены. С ноября 1921 года в уральской промышленности началась организация трестов, которых в 1922 году было уже 17, в том числе шесть горнозаводских трестов, сменивших прежние «райметаллоправления». В мае 1922 года был создан синдикат «Уралмет», объединивший снабженческо-сбытовую деятельность всей металлургической и горнодобывающей промышленности Урала.

Обращает на себя внимание попытка советской власти использовать специфику архаичной организации уральской горнозаводской системы. Оригинальным явлением была сдача в 1921-1922 гг. остановленных заводов коллективам рабочих, которые имели в горнозаводских поселках своё хозяйство и не меняли место жительства в поисках заработков. В сентябре 1922 года съезд представителей уральской крупной промышленности и транспорта вынужден был специально рассматривать вопрос о приписке лесных дач к горнозаводским трестам. В ноябре 1922 года СТО принял постановление «О приписке лесных дач к трестам Урала». Были созданы тресты-комбинаты, в которые вошли лесные угодья.

Сложности оздоровления индустрии Урала были связаны с хронической нехваткой ресурсов и застаревшими структурными слабостями уральского горнозаводского хозяйства, продолжавшего работать на древесном топливе. В момент учреждения Уральского металлургического синдиката в [8]1922 году его уставный капитал был равен всего 6 млн. довоенных золотых рублей, что в 18 раз меньше, чем накануне Первой мировой войны. В связи с разрушением финансов и стремительной инфляцией, за которой не поспевал печатный станок, задолженность государства промышленности Урала к 1 апреля 1922 года достигла 260 млрд. руб. Выход из затруднительного положения в начале 1923 года стал осуществляться за счёт консервации (вплоть до ликвидации) ряда металлургических предприятий. Эта мера обеспечивала концентрацию производства при максимальной экономии средств и дала ограниченный эффект роста промышленного производства.

Архаичность и бесперспективность созданного в XVIII в. уральского горнозаводского хозяйства не означали, таким образом, его безжизненности. Система округов была возрождена в 20-е гг., и советской власти не оставалось ничего иного, как опираться на неё в качестве единственной надежной и устойчивой организационной структуры до начала сталинской «революции сверху»[10. C. 170, 171].

Начало НЭПа отнюдь не ознаменовалось оздоровлением промышленной ситуации в регионе. Развал уральской индустрии в 1921 году достиг своего завершения. С весны промышленное производство резко сократилось в связи с ожидаемым неурожаем, продовольственным и топливным кризисом. Летом 1921 года оно замерло: во второй половине июля – первой половине августа на Урале не действовали ни доменные, ни мартеновские печи, ни прокатные станы. Подвоз древесного угля к предприятиям Екатеринбургского «райметаллоправления» сократился в августе 1921 года до 0,4 % от январского показателя того же года, доставка дров – до 3,6 % ; производство чугуна и проката на Урале сократилось в 20–30 раз по сравнению с мартом 1921 года, сталь не вырабатывалась [11. С.134–135].

В одном из сообщений, поступивших августе 1921 года в Башкирский обком РКП(б) сообщалось: «Четырёхмесячное неудовлетворение продовольствием всех производств БСНХ вызвало их остановку, даже лесные [9]заготовки, причисленные к ударным работам, совершенно остановились и впереди, при такой постановке дела, перспективы неприглядные».

Выход из катастрофической ситуации в промышленности был затяжным и болезненным. Относительный подъём производства в 1922–1923 годах. был иллюзорным: стоимость продукции металлургии была в два раза выше, чем в 1920/21 хозяйственном году, но составляла лишь 26% от производства 1914 года. Заводы Южного Урала с апреля 1922 года вновь остановились из-за отсутствия топлива, продовольствия и рабочей силы; 8 тыс. потерявших место рабочих были обречены на голодную смерть. В Оренбургской губернии в конце 1922 года работала лишь мелкая промышленность, которая, как сообщалось в закрытом письме губкома в ЦК РКП(б), «...в силу отсутствия покупательной способности полуголодных крестьян губернии и отсюда крайнего недостатка оборотных средств влачит незавидное существование». На заседании Уральского бюро ЦК РКП(б) 11 декабря 1922 года подчёркивалась необходимость разработать меры борьбы с чрезмерным браком на производстве, так как качество увеличившейся в объёмах продукции было крайне низким. В том же докладе отмечалось, что на Пермской железной дороге неисправные паровозы составляли 53%, вагоны – 30%.

Таким образом, Октябрьская революция, успех которой в значительной степени был связан с надеждами населения на возможность радикального улучшения материальных условий существования, не принесла желаемого облегчения. Сопровождавшие её хозяйственные эксперименты большевиков в сочетании с неуправляемыми и с экономической точки зрения наивными действиями самих рабочих лишь усугубили кризисную ситуацию в промышленности.

Крах большевистских попыток остановить развал промышленности на фоне продовольственных трудностей и невыплаты обесцененной зарплаты усиливали недовольство рабочих, разразившееся летом–осенью 1918 г. открытыми выступлениями против советской власти.

[10]

Гражданская война создала дополнительное напряжение для ослабленной уральской промышленности в виде разрыва экономических связей между территориями, дальнейшего разрушения транспорта, финансового кризиса.

Начало НЭПа отнюдь не ознаменовалось оздоровлением промышленной ситуации в регионе. Развал уральской индустрии в 1921 г. достиг своего завершения.

Выход из катастрофической ситуации в промышленности был затяжным и болезненным. За несколько лет уральская промышленность была отброшена назад на полтора века. Её восстановление растянулось до второй половины 20-х гг. Лишь в 1926/27 хозяйственном году был достигнут объём продукции 1913 г. Хроническую слабость уральской промышленности, усугубившую бедствия 1917–1922 гг., удалось преодолеть лишь в период сталинской индустриализации 30-х гг. [12. С. 16,163].

Литература:

1. Мусихин В.Е. Транспортный кризис и его влияние на состояние топливно-сырьевой базы уральской горнозаводской промышленности в 1914–1917 гг. //История и культура Волго-Вятского края: (К 90-летию учёной архивной комиссии): Тез. докл. и сообщений к межрегионал. науч. конф. Киров, 18–20 октября. 1994 г. Киров, 1994. С.221–223.

2. Радъко Ф. От разрухи к индустриализации Урала // Разгром колчаковщины на Урале: Сб. Свердловск, 1939. С.111–125.

3. Дмитриев Н.И., Дмитриева Т.В. Обеспечение крупной промышленности Урала рабочей силой во второй половине 1919–1920 гг. // Экономика и социально-политическое развитие Урала в переходный период. С.76.

4.Колчаковщина на Урале (1918–1919 гг.): Документы и материалы. – Свердловск, 1929. С.60.

5. Очерки истории коммунистических организаций Урала. Свердловск.: 1971. T.I. C. 361.

6.История Урала в период капитализма. М.: 1990. С. 358.

7.Декреты Советской власти. – М.: 1975. Т. VII. С. 96-99.

8.Деятельность частей Первой Трудовой Армии ПриурВО на трудовом фронте // Серп и молот. 1920. № 28-29. С. 19; Деятельность 1-й Армии Труда за 1920 год // Серп и молот. 1921.№ 6-7. С. 102.

9.Троцкий Л.Д. 1-я Армия труда как областной орган // Сочинения. – М.: 1927. Т. 15. С. 336.

10.Нарский И.В. Уральская промышленность в 1917–1922 гг.: социалистический эксперимент или консервация «оригинального строя» // Промышленность Урала в XIX–XX веках: Сборник научных трудов / Под. ред. В.П.Чернобровина. М.: АИРО-ХХ, 2002.C. 170, 171.

11.Голубцов B.C. Чёрная металлургия Урала в первые годы Советской власти (1917–1923). М., 1975. С.134–135.

12.Нарский И.В.Уральская промышленность в 1917–1922 гг.: социалистический эксперимент или консервация «оригинального строя» // Промышленность Урала в XIX–XX веках: Сборник научных трудов / Под. ред. В.П.Чернобровина. - М.: АИРО-ХХ, 2002. – C. 162,163].